Дальше так и шло. Таня много занималась, сочиняла стихи, усердно учила испанский язык. В седьмом классе учительница литературы предложила ей стать членом какого-нибудь литературного объединения. «Благодарю вас, но мне всегда казалось, что сочинение стихов – дело сугубо индивидуальное. Вот танцевальный ансамбль или секция футбола – там, конечно, нужен именно коллектив», – улыбнулась девочка.
В 14 лет закончила школу. Поступила в университет. Сессии сдавала хорошо, в основном на четверки. И вот…
– Мы теперь думаем: эта ее одаренность, откуда-то приходящие стихи… Что это было – дар свыше или проклятье?! – немного патетически вопросила мать.
Я поморщилась и недоверчиво осведомилась:
– Что, уж прям вот так, как гром среди ясного неба?
– Нет, пожалуй, – покачал головой отец Тани. – Последние годы дочь становилась все более замкнутой, раздражительной, грубила нам, не хотела общаться. Мы списывали на переходный возраст…
– И что делали?
– Старались оставить ее в покое, не обращать внимания на ее выходки…
– В то время как Таня отчаянно просила помощи… Друзей у нее так и не завелось?
– Ну, наверное, можно сказать, приятели… или хорошие знакомые…
– Она будет со мной говорить? Или как с тем психиатром…
– Мы очень надеемся, что да. Она читала ваши книжки.
– О, это хорошо. Повести для подростков?
– Нет, научно-популярные книги для родителей. Последние годы она увлеклась психологией и даже, можно сказать, физиологией…
– О Господи… – я только тяжело вздохнула. – Что ж, давайте сюда Таню.
* * *
Черное платье, декадентские черные круги под глазами. Бедная девочка…
– Ты знаешь, что такое темповая ЗПР? – спросила я Таню.
– Темповая задержка психического развития у детей, – удивленно подняв брови, ответила девушка. Не такого начала разговора она ожидала. Тем лучше. На то и рассчитано.
– Причина ее?
– Может быть родовая травма. А в общем – неизвестно.
– Верно. Какая-то биохимия в мозгах, до которой ученые еще не докопались. Исход состояния?
– Сколько-то детей, наверное, становятся потом нормальными…
– Если задержка именно темповая, то 8–9 из 10 догонят сверстников. У одного-двух был не тот диагноз. Что такое кривая нормального распределения, знаешь?
Рисую на листке.
– Да.
– Смотри, вот здесь – дети с темповой задержкой. А здесь, вот в этом секторе с другой стороны, – кто?
– Я? – от удачной догадки расцвела улыбка на лице (как же она ее красит!).
– Синдром ранней общей детской одаренности (не путать со специальной детской одаренностью – это вообще другое!). Ты и твои собратья и, так сказать, со-сестры по несчастью. Причина синдрома?
– Тоже биохимические нарушения при формировании нервной системы?
– Безусловно. Исход состояния?
– Восемь-девять становятся нормальными?
– Совершенно верно! Приятно иметь дело с умным человеком. Возраст выравнивания может быть разным. Чем раньше, тем лучше прогноз. Ну, и от поведения родителей зависит, конечно. Если начинают с этой одаренностью носиться, как с писаной торбой… Когда ты поняла, что стала нормальной?
– До конца – как в университет поступила. Все вокруг такие же, но взрослее и умнее. А догадываться начала еще в девятом-десятом классе. Стихи стали, если честно сказать, как у всех девиц в пятнадцать-двадцать. А математика-физика у меня вообще не шли. Я по четыре часа каждый день задачи дома решала, чтобы пятерки были. Какая уж тут одаренность!
– Расстроилась?
– А вы как думаете? Я же привыкла… Хотя вот вы сейчас спросили, и я подумала: еще раньше что-то чувствовала, наверное. Я же помню, как завуч говорит: тебе надо в сильную школу, туда, где все такие, как ты… А я думаю: все такие, как я? Не хочу! Хочу быть единственной такой…
– Ну, это как раз закономерно. Теперь решила, что нормальной, как все, жить не сможешь, не потянешь?
– Да нет, скорее не поняла как… Я же не умею. А спросить не у кого. Однокурсницы на меня смотрят, как на паука какого из банки, из школы друзей не осталось. Родители вот только ужасно почему-то раздражают…
– Переходный возраст, – вздохнула я. – У нормальных людей часто так бывает…
– Ага, поняла, это вы надо мной смеетесь.
– Ну да, смеюсь. Одинокая шестнадцатилетняя девочка пыталась свести счеты с жизнью. С трудом откачали. Очень смешно!
– И чего же мне теперь? В школу, что ли, обратно?
– Да нет, зачем же. Теперь тебе опять придется задачи решать, только уже не по математике. Но ты-то, по счастью, вкалывать умеешь (это далеко не каждому бывшему одаренному так везет!), так что справишься. Смотри: вот шкалы развития (рисую на том же листке). Интеллектуальное. Физическое. Социальное. Интеллектуальное у тебя теперь соответствует возрастной норме, это мы выяснили. Физическое?
– Вроде все в порядке.
– Ага, ставим норму. Социальное? Умение строить горизонтальные связи? Дружить? Тусоваться? Подстраиваться под других людей, понимать их? Кокетничать? Всякие там межполовые вещи?
– Ставьте ноль!
– Да ладно, ноль – математическая абстракция, в живой природе не встречается. Ставим точку вот тут. Вот эту разницу, от твоей точки до вот этой шестнадцатилетней нормы, тебе и предстоит набрать.
– Да где же я наберу? Не могу же я просто прийти куда и сказать: возьмите меня тусоваться!
– Вообще-то можешь, но это, конечно, не для теперешней тебя. Самое простое – берешь в универе академку и идешь работать в откровенно молодежный коллектив, например в «Макдональдс»…
– Ой, там такая суета всегда, я рехнусь сразу!.. А вот у нас во дворе «Идеальная чашка», там потише… Это нормально?
– Нормально, конечно. Когда подтянешь социалку и вернешься в универ, там окажутся уже практически твои ровесники. Только они-то из школы, а за тобой – опыт работы, реальной жизни. Ты опять взрослее и опять на коне.
– Звучит разумно.
* * *
Таня оформила академку, но в официантки не пошла – родители воспротивились. Работала сначала помощником, а потом администратором по приему в Питере групп иностранных подростков и молодежи (ведь она владеет тремя языками, к которым у нее явные способности). Сначала по привычке дичилась, а потом поняла, что ее прошлое осталось в прошлом и никому теперь не известно; завела много знакомств из разных стран, вернулась в университет на вечерний, продолжая работать. Что делает Таня сейчас, не знаю, но надеюсь, что у нее все хорошо.
– Вы знаете, проблема в том, что Ваня у нас всего боится, – сказала мама, погладив пятилетнего сына по вьющимся волосам.
– Всего-всего? – не поверила я и обернулась к самому мальчику. – Микки-Мауса? Бабушку? Трамваев? Манную кашу?
– Нет, этого всего не боюсь, – засмеялся Ваня.
– А чего же действительно боишься?
– Когда темно, – сразу же ответил мальчик. – И еще привидений. И всё.
Мама рассказала, что на самом деле список Ваниных страхов значительно обширней. Кроме темноты, Ваня боится оставаться в комнате один, плачет, когда мама уходит на работу или в магазин. Он боится врачей и уколов – чтобы взять кровь из пальца в поликлинике, его пришлось два часа уговаривать перед процедурой и еще час успокаивать после. А недавно стал бояться двух больших собак нижних соседей, что выглядит особенно странно, так как раньше он с этими собаками дружил.
– Когда все это началось?
– Примерно с полгода назад. До этого никаких особых страхов не было. Мы сначала внимания не обратили: ну, просит оставить свет в прихожей, нам что – трудно, что ли? Потом надо уже лампу в комнате зажечь, потом дверь перестал в туалет закрывать, а уж когда попросил отца пройти с ним по коридору к бабушке в кухню («я сам боюсь», буквально на мне повис и начал от знакомых собак шарахаться) – тут мы и поняли, что что-то неладно. Скажите, это вообще опасно? Это нарушение психики? Надо лечить? – мать тревожно заглянула мне в лицо.
Отец смотрел куда-то в сторону. Он вошел в кабинет вместе с женой и сыном и, кажется, кроме «здравствуйте» в самом начале, не сказал ни слова.
– Я пока не знаю, – честно ответила я. – По данным из разных источников, те или иные страхи у дошкольников встречаются в трех, пяти или даже восьми случаях из десяти. Судите сами: что здесь считать нормой, что нарушением?
– Но почему это так? – спросила мать Вани. – Откуда это берется? Я думала, здесь все дело в том, что родители сами пугают детей. Вот меня бабушка в детстве все время бабой-ягой пугала, что она плохих девочек забирает. И я, когда не слушалась, потом из-за занавески все в окно выглядывала: не летит ли бабка-ежка за мной? А мужу (мы с ним, когда Ваня начал бояться, это обсудили) его старший брат рассказывал страшилки про вампира, что он придет и его ночью укусит; так Вадим спал в шарфе, чтобы вампир до шеи не добрался. Поэтому мы Ваню ничем не пугали, и в телевизоре он смотрит только хорошие мультики, сказки и передачи про животных…
